Анатолий Анненков:

«Люди приходили и учились видеть цвет…»

Ксения Букша

В отличие от своего пращура Юрия Анненкова, нарисовавшего в своё время Ленина и Троцкого, а потом отбывшего в эмиграцию, художник Анатолий Анненков предпочитает кубизму импрессионизм.

Он участник российских и международных выставок, его работы находятся в музеях и частных коллекциях России, Германии, США, Франции, Швейцарии, Финляндии.

Его большие полотна зачастую начинаются с быстрых набросков в Молескине.

– К импрессионизму я пришёл потому, что в нём главное – это первая мысль, эмоция, мгновенно схватываешь поверхность вещей.

В классической живописи – там немного по-другому… а здесь – набросок, эскиз, ты делаешь мгновенную фиксацию.

Мой предок Анненков однажды Распутина нарисовал на коленке, на салфетке, во время обеда. Распутин не разрешал себя рисовать и фотографировать, и художник вот так из положения вышел.

Кстати, поэтому я и Молескин полюбил. Он удобный для быстрых эскизов именно. Работаю в нём тушью.

Что? Акварель? Вот видите, а мне бы и в голову не пришло! Хорошая мысль, надо будет попробовать! Нет, вот фломастерами никогда работать не буду, фломастеры – это мёртвое, а кисть – живое…

Фрагменты венецианского Молескина

– Я сделал в Финляндии нечто вроде школы цветовидения. Люди приходили и учились видеть цвет. Какого цвета небо, листва и т.д.

Это своего рода психотерапия. Те, у кого всё уже есть (а в развитых странах таких немало) – им хочется уже заглянуть внутрь себя. Да, когда сидишь с кисточкой, то лучше понимаешь окружающий мир…

– Мне не хватает солнца в Петербурге. Люблю поэтому Францию, юг Франции. У моего приятеля там замок, виноградники. Я там был, рисовал вот в этой комнате.

Очень мне нравится французский город Марсель – белый-белый, как Вена, такой же белый… Ездил и по всем этим ван-гоговским местам, был в Арле. Могилку его видел в Овере. Я вообще люблю очень ходить по старым кладбищам.

Мы с женой в Париже бродили по старому эмигрантскому кладбищу, я пытался отыскать могилу своего предка Юрия Анненкова. Не нашёл – оказалось, он в Ницце похоронен…

Зато поразила меня могила Нуреева – на плиту как бы наброшен восточный ковёр, небрежно кинут, со всеми этими складками! Удивительно, необычно…

– Мой приятель в Лондоне стал придворным художником. Написал уже весь двор. Пишет королеву. Со мной учился… Королева высказалась в том смысле, что это самый лучший её портрет за Бог знает сколько лет…

– Студенты – такая публика… Вот я был во Франции, во Французской Академии.

Приносит студент на защиту диплома вот такую пачку текстов, толщенную. Там описание его проекта, перформанса. Идеология.

А я ищу глазами: на что смотреть-то? Я как-то привык, что мы делаем визуальное искусство, а тут надо набраться терпения, прочитать весь этот текст. Это всё для меня как-то немыслимо. Но наши студенты, знаете, тоже…

Я пытался преподавать, и мне не понравилось это дело. Им ничего не нужно. Никто не приходит. Идут пиво пить. А ведь художнику обязательно нужна классическая база. Другое дело, что её потом забыть надо – она мешает, создаёт в голове шаблоны, стереотипы.

– Когда-то я был кубистом и немного оглядывался на рынок. Теперь – нет.

Сейчас для меня искусство – это созерцание. Много езжу на натуру вместе с нашими «аксакалами» из Академии Художеств»…

Андерграунд, говорите? Вот я был в музее современного искусства в Цюрихе…

Знаете, так неприятно давит на психику, все эти отрубленные части тела, фонтаны крови, сцены насилия, которыми там заполнено несколько этажей. Но прихожу в кабинет к директору музея – гляжу, а по стенам импрессионисты висят. Это, говорит, для души, а то всё – для коммерции. Так-то.

Искусство гармонизировать должно… Красота… Понимаете?..

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ:

17 февр. 2014 г.